5 вопросов эксперту о финансово-правовых проблемах бизнеса

Финансово-экономическая экспертиза — полезный инструмент для юристов, участвующих в процедурах банкротства. Она позволяет достигать различных целей: оспаривать действия должника, сам факт начала банкротства и даже арбитражного управляющего. Но несмотря на полезность финансово-экономической экспертизы, на практике она используется нечасто, а специалистов в этой области не так много. О том, почему так происходит, мы поговорили с экспертом компании Лексфорт.

1. Расскажите немного о вашей компании, чем она занимается?

В 2004 году была создана компания, наняты первые юристы. После этого мы постепенно развивались, росли, нарабатывая опыт и клиентскую базу. Не только в банкротстве, но и в других областях. И в других вопросах, интересных бизнесу, потому что нашим клиентом всегда был бизнес в том или ином проявлении.

Мы всегда очень много судились для наших клиентов. Проигрыши бывают, но чаще выигрываем, чем гордимся. И так складывается, что ведем исключительно сложные споры, нередко с созданием каких-то новаторских позиций в отсутствие судебной практики.

В 2014 году я создал в Лексфорте финансово-экономическую практику (ФЭП). С тех пор мы, помимо юридических услуг, внедряем и сопровождаем управленческий учет, бюджетирование и системы визуализации управленческой информации. Готовим и защищаем бизнес-планы, причем дополнительно мы этому поучились в PricewaterhouseCoopers. Проводим финансово-экономические экспертизы для судебных кейсов, у нас есть соответствующий сертификат судебного эксперта. В какой-то момент естественным образом оказалось, что наша ФЭП начала работать для клиентов в связке с юристами.

А в последние годы мы защищаем директоров и владельцев компаний от субсидиарной ответственности в банкротстве. Или нападаем с целью их привлечения. И делают это наши юристы в плотной связке с ФЭП, потому что там возникает «стык» юридической и экономической экспертизы.

В 2019 году мы организовали и начали развивать московский офис нашей компании. В Москве мы специализируемся на банкротных вопросах, особенно на субсидиарной ответственности.

Узнать больше

2. Почему, по-вашему, симбиоз юристов и экономистов — это такой редкий вид экспертизы на рынке?

Думаю, что наш рынок пока развивается и еще очень долго будет развиваться. Такие компании есть, но их очень мало, по моим сведениям. Как правило, они вырастают из аудиторских и/или бухгалтерских фирм, которые не хотят отдавать запросы своих клиентов на юридические услуги в сторонние руки.

Такие фирмы нередко создают юридические отделы, вроде фирм внутри фирмы. Но часто случаются фэйлы – бухгалтеры, аудиторы, экономисты не умеют выращивать юридические практики. Это могут делать только юристы, которых в партнеры на равных в такие фирмы обычно не берут.

Думаю, что нужно быть очень опытным в консалтинговом бизнесе и уметь создавать эту синергию, где-то умерять амбиции, чтобы ни одно из направлений не становилось «золушкой». В России с такими подходами пока, наверное, туговато, нам в управлении чаще свойственен авторитаризм, такая патриархальная совсем модель.

У нас получилось не из-за какой-то особой зрелости, а потому, что ситуация с Лексфортом сложилась необычная. Изначально юридическая компания «вырастила» в себе ФЭП. Получилось это исключительно потому, что ФЭП была отдана полностью на откуп партнеру-экономисту, с полным к нему доверием. Такой уникальный опыт случается получить далеко не каждому юристу или экономисту в своей профессиональной карьере. Возможно, в этом тоже причина редкости такой экспертизы на рынке.

Ну и я бы не стал сбрасывать со счетов известных мне хороших экспертов – финансистов-экономистов, которые работают автономно, как отдельные консалтинговые компании. Но при этом постоянно взаимодействуют с юристами в проектах и, в итоге, совместно делают для клиентов то, что делаем и мы.

Получается, наверное, сравнимый продукт. Возможно, там все сложнее с коммуникацией, со взаимодействием, с ценообразованием, но ценность клиент получает. Мне известны буквально пара таких компаний, немного.

Узнать больше

3. В последнее время всё чаще кредиторы и арбитражные управляющие в процедурах банкротства подают заявления о привлечении к субсидиарной ответственности лиц, контролирующих должника. Что такое субсидиарная ответственность? Кого к ней могут привлекать и за что?

Юридическое лицо, в котором ограничена ответственность (а таких – 99,9% на рынке) ведет свою деятельность и само несет за нее ответственность. Акционеры, участники не отвечают по долгам юрлица. Это позволяет осуществлять предпринимательские проекты без риска поплатиться своим имуществом. Если бы такой риск был, согласитесь, на многое предприниматель и не решился бы.

Предприниматель должен иметь возможность рисковать – иначе 9/10 существующих бизнесов, наверное, и не возникли бы. Но он не должен платиться за это всем своим имуществом и благом своей семьи. Конечно, если это был нормальный, обоснованный риск, а юрлицо вело нормальную коммерческую деятельность.

Но вот оно «падает» в банкротство. У арбитражного управляющего вместе с кредиторами возникает вопрос – а почему? Что случилось? Ситуации могут очень сильно друг от друга отличаться.

Вот не сработала бизнес-идея, например – товар или услуга оказались не востребованы на рынке, хотя по всем расчетам должны были. Компания делала товары, в которых 60% комплектующих были импортными, а тут курс валюты вырос в два раза. И покупать товар с таким удорожанием на рынке не стали. Или изменилось законодательство, и товар стал не востребован. Или рассчитывали на спрос, «вложились» в товарный запас, а грянул кризис.

Есть еще много примеров, когда компания «завалилась» в силу рыночной ситуации, срабатывания обычных рисков. Но есть и другие.

Владелец решил пожить пошире и вытащил из компании излишнюю ликвидность на свои нужды, и она не выдержала.

Директор не спрогнозировал всех расходов по текущим коммерческим операциям, хотя были у него и специалисты, и информация. И сгенерил убытков на большую сумму. Не платил почему-то налоги при наличии возможности – компания «завалилась» под единовременно выставленной недоимкой со штрафами, да пенями.

Можно приводить разные примеры, но принцип в банкротстве такой: если к банкротству привели действия/бездействие лиц, которые могли определять деятельность должника, как во втором блоке примеров, то эти лица должны нести ответственность. Лица эти – контролирующие должника лица, КДЛ. А ответственность эта называется субсидиарной, СО.

К СО привлекают также, если из компании выведен на какое-то лицо значительный актив без разумных к тому оснований. Так же есть формальные основания: директора могут привлечь за то, что он не подал на самобанкротство или не передал арбитражному управляющему документы компании.

За что привлекают к СО – понятно. За то, что КДЛ довел компанию до банкротства полностью или частично.

В качестве КЛД может выступать практически кто угодно. Директор, владелец. И даже просто лицо, которое могло «рулить», формально оставаясь непричастным к деятельности компании. Не так уж редко в качестве ее владельцев выступают номиналы, которые только формально делают вид руководства компанией. А фактически ею управляет человек или компания, которые официально делать этого не могут/не хотят.

4. Как часто привлекают к субсидиарной ответственности? Действительно ли это эффективная мера?

СО существует в законе о банкротстве очень давно, но ранее, еще лет семь назад к этой ответственности, можно сказать, почти не привлекали. Однако ситуация изменилась, и в последние годы статистика примерно такая – не менее 50% заявлений удовлетворяется. Конкретно в 2020 году таких заявлений подано 5 672 шт., а удовлетворено – 2 997 шт. То есть, довольно много.

На мой взгляд – это ненормально часто. Такое ощущение, что в 50% случаев компаниями «рулят» либо безбашенные люди, либо мошенники-растратчики. Но поверить в такое невозможно и поэтому все же думается, что часть удовлетворенных заявлений о привлечении к СО – это результат плохой защиты КДЛ в суде.

Что касается эффективности – все познается в сравнении. Количество всех погашенных требований в процедурах банкротства +/- 5% за последние годы – и это вместе залоговыми кредиторами. В большинстве случаев это происходит из-за того, что у банкротов нет имущества и конкурсной массы, которую нужно продать для расчетов с кредиторами.

В общем, эффективность зависит от конкретных обстоятельств. Но нередко КДЛ есть что терять, ведь люди не могут существовать как юрлица – совсем без имущества. А если КДЛ «вытаскивал» из компании-банкрота активы и куда-то их дел, то можно пытаться до этих активов «дотянуться», используя банкротные инструменты.

5. Как защититься от субсидиарной ответственности?

Во-первых, доказывать, что вы не КДЛ, если вы таковым не являетесь. Сейчас принято забрасывать заявления о привлечении к СО «пачками», на всякий случай – на всех мало-мальски причастных лиц. На бухгалтеров, на начальников структурных подразделений, на всех директоров за последние 5 лет, на миноритарных совладельцев. Особенно часто такое происходит при банкротстве банков.

Во-вторых, доносить до суда, что банкротство наступило не из-за действий или бездействия КДЛ. Не из-за заключенных им, пусть и убыточных (чего не бывает) сделок, не из-за принятых и осуществленных им решений.

В-третьих, доказывать, что КДЛ действовал с нормальным предпринимательским риском, то есть принимал разумные, соответствующие рынку и имеющейся у него информации решения, не реализовывал какие-то нереально-завиральные идеи. Доказывать, что у него был нормальный экономический план, как и у других предприятий в схожих обстоятельствах, которому он следовал, и который мог привести к выходу из кризисной ситуации. Практически нет таких бизнесов, которые действуют без плана, просто бывает, что он не структурирован в виде отдельного документа.

В-четвертых, обосновывать (это касается директоров и формальных владельцев), что не было такого, чтобы наступило объективное банкротство, а заявление на самобанкротство не было подано в суд. Или что не было факта непередачи нужной арбитражному управляющему документации. Два этих момента – это формальные основания для привлечения КДЛ к СО. Объективное банкротство – это ситуация, в которой реальная стоимость активов компании становится ниже реальной кредиторской задолженности.